В дни чествования памяти Небесной Сотни рассказываем историю очевидца и участника Революции Достоинства.
Для меня Майдан начался потерей прекрасной девочки-пациентки из прекрасной семьи. Когда я впервые сказал маме, что ее ребенка больше нет. Мне как врачу-хирургу кажется, что Майдан – это радикальное хирургическое лечение общества", - кардиохирург Назар Озерянский.
Переживая смерть и страдания семьи своей 14-летней пациентки от осложнений после операции, врач стал одним из самых активных участников Революции Достоинства.
Через четыре года после Майдана вместе с журналистами он посетил места гибели Героев Небесной Сотни и вспомнил события, которые изменили ход событий во всей стране.
"Стойкость ее поражала. Такая нежная и хрупкая женщина, и одновременно сильная, а глаза - цвета неба!"
"Осенью 2013-го ко мне обратилась мама 14-летней девочки Эллы, которой нужна была операция из-за порока на сердце. Откуда приехала семья – я сразу не запомнил. В семье было и двое других детей, у младшего сына тоже был врожденный порок сердца. У Эллы была тяжелая форма атрезии легочной артерии – отсутствует легочная артерия, которая выходит из правого желудочка и ведет кровь в легкие", - вспоминает врач.
Такой дефект обычно требует хирургического лечения в несколько этапов, объясняет он. Как правило, первая удачная операция, и позже следующая решающая, а потом – хороший ход адаптации организма дают нормальную жизнь на много лет. Возможно, до глубокой старости. Первую операцию Элле сделали в другом медучреждении, а от второго этапа почему-то отказались, хотя операцию по всем показателям должны были бы сделать еще тогда, в детстве. Как оказалось, это стало большой ошибкой.
Когда Элле было 14 лет, в ее сердце и легких начались такие изменения, при которых операцию было делать уже очень опасно для жизни. Если не оперировать, Элле бы осталось жить еще 2-3 года.
"Постепенно уровень кислорода в крови падает, и человек как бы медленно тонет, задыхается. Поэтому мы провели множество расчетов, обследований и исследований, поговорили с мамой, папой и самой Эллой. Все единодушно пошли на риск. На высокий риск, через 2-3 года медленного затухания, но все-таки жизни", - говорит Назар Озерянский.
К тому времени прошло уже три недели пребывания Эллы в клинике. И семья успела хорошо раззнакомиться с врачом.
"2014-й. Война. Теперь мы уже точно помнили название города, из которого приехала эта семья. Это был Славянск. Виктория, мама девочки - очень светлый человек, очень добрая, как солнце! Родилась на Ивано-Франковщине. Вышла замуж за мужчину, который бросил ее одну с тремя детьми. Виктория работала продавцом в двух аптеках Славянска. Красивая блондинка, а голос - как у синчки. Это женщина с лучами солнца в глазах, с улыбкой радости. Но в уголках глаз и ее губ, едва заметных морщинах я ясно видел грусть вплоть до страха и страх вплоть до грусти. Стойкость ее поражала. Такая нежная и хрупкая женщина, и в то же время такая сильная!" – вспоминает хирург.
В день, когда была назначена операция для Эллы, между врачом и девушкой состоялся диалог, который Назар запомнит навсегда.
Каталку с Эллой вывозят из палаты.
- Назар Андреевич!
- Что, Элла?
- Я не умру?
"Улыбаюсь. Думаю: улыбка должна быть уверенной, но естественной. Как я могу знать! У меня есть только надежда", - вспоминает врач.
- Нет, Элла, ты не умрешь. Не бойся, я за тебя буду бороться.
Элла спокойно улыбнулась.
Девушка перенесла операцию, но сердце не имело достаточно силы, чтобы прокачать кровь через сосуды легких, которые сильно повредились до ее 14 лет, потому что операцию не сделали вовремя несколько лет назад. При том, что на то время такие операции уже умели выполнять.
Врач уговорил коллег подключить девушку к дорогостоящей системе, которая поддерживает и частично заменяет сердце и легкие на время адаптации собственных органов к новым условиям, и чтобы дать ее сердцу передышку. Но со временем у Эллы одно за другим начинались осложнения со стороны других систем организма.
Потом, благодаря директору заведения, уговорил подключить еще одну систему, поскольку эти аппараты стоят очень дорого, и врачи вынуждены выбирать для них преимущественно перспективных пациентов с хорошим прогнозом на выздоровление.
"Шел октябрь, потом - начало ноября. И я боролся. Боролся за нее, хотя все вокруг убеждали, что стоит остановиться, смысла уже нет. Я так никогда не боролся! Для мамы и сестры Эллы я заставлял себя делать нормальное, уверенное выражение лица. А у самого меня было сильное отчаяние, ощущение беспомощности и неотвратимости всего, что происходило. А что при этом чувствовала мама? Эта мысль меня разрывала изнутри на куски", - вспоминает врач.
"Я почувствовал, что это он. Майдан у меня дома"
17 ноября 2013 года Элла умерла. Назар Озерянский впервые в своей медицинской практике говорил маме, что ее ребенка нет. Она не верила в это, и пришлось концентрировать все эмоциональные силы, убеждая маму в том, что это действительно так.
Четыре дня спустя, 21 ноября, войдет в историю как день, когда правительством Николая Азарова было сорвано подписание соглашения о Евроинтеграции, после чего на Майдане начали собираться первые митингующие.
"Впоследствии, 30 ноября, произошел разгон студентов на Майдане, - говорит Назар. - Я тогда новостей не особо читал. Ездил на своей "восьмерке" и слушал очень грустную песню со страницы “вконтакте” мамы Эллы, от слез становилось легче. Зимой ехал в метро с Нивок на Левый берег. Слышу - следующая станция Крещатик. Думаю, может выйти, глянуть. Говорят - Майдан. На Оранжевом Майдане 2004 года мы с другом были с первых минут (моя палатка была №27). Затем были членами комиссии от Ющенко на выборах в Донецке. С тех пор видели кучу гадости в стране”.
По словам Назара, на тот момент он давно потерял надежду на лучшее будущее для страны и не верил в революцию. У него уже была жена и дети, он собирался и готовился уехать из Украины.
"Я пошел через длинный переход с Крещатика на Майдан Независимости. По дороге встретил много людей с патриотической символикой на одежде. Вышел на Майдан из перехода, оглянулся. Стал на парапет возле фонтана, окинул взглядом всю площадь. В тот момент во мне будто что-то проснулось. Я почувствовал, что это он. Это Майдан. Это он, и он там, где я прожил полжизни (на переулке Шевченко, 7) и проучился в гимназии на Прорезной, 14. Это Майдан, который я знаю, как свою ладонь. Это Он, Майдан у меня дома".
"На перекрестке Шелковичной и Институтской первый камень бросил я. Потом увидел, что за мной начали бросать и другие люди"
На Майдане Озерянский часто предоставлял протестующим первую помощь при травмах. Всегда брал с собой пару бинтов, кое-что из дезинфицирующих средств. Ранения на Майдане во время активной фазы протестов происходили практически все время, говорит врач.
"И на самом деле помощь в таких ситуациях – это быстро доставить человека к месту, где есть пара медсестер, санитаров. Ведь там, посреди баррикад, никто же не будет оперировать. Во мне просто нет столько спокойствия, чтобы ждать, пока кто-то будет ранен. Поэтому в перерывах я был среди протестующих с "коктейлями молотова”. Помню, на перекрестке Шелковичной и Институтской первый камень бросил я. Потом увидел, что за мной начали бросать и другие люди", - вспоминает он.
На первом этаже одного из зданий на Институтской медики обустроили госпиталь, куда свозили пострадавших.
"Было много людей с разбитыми головами. Часто мужчины говорили: "все нормально, не надо меня бинтовать". Травмы, полученные от "беркутовцев", подстрекали их к протестам еще сильнее".
"Я был в двух зимних куртках, рассчитывая на то, чтобы получить меньше повреждений. Вдруг в спину будто кто-то со всей силы ударил кулаком. Оказалось, это была резиновая пуля. Потом выстрелили еще раз. Я понял, что где-то сверху сидит “беркутовец” и нас обстреливает. Потом он переключился на кого-то другого", - рассказывает он.
"Людей моей специализации называют кардиохирургами. Но перед тем ты хирург, еще перед тем ты врач, а еще перед тем - человек”
Во время активной фазы революции на странице Назара в Facebook ежедневно было более 50 новых запросов в список друзей. Люди хотели узнать, что происходит в центре города: постоянно писали, звонили, спрашивали, нужна ли помощь.
Именно благодаря связи в Facebook удалось организовать еще один "тыловой" госпиталь вблизи центрального вокзала. Врач рассказывает:
"Меня нашел один бизнесмен. Перезвонил. Сказал, что готов отдать под госпиталь свое офисное помещение недалеко от станции метро Вокзальная. Для госпиталя мы быстро достали все необходимое: инструменты и лекарства находились через Фейсбук практически мгновенно. Туда начали увозить людей с более легкими ранениями".
"Людей моей специализации называют кардиохирургами. Но перед тем ты хирург, еще перед тем ты врач, а еще перед тем - человек. Поэтому на Майдане я был скорее не доктором, а таким, как все остальные. Конечно, больше понимал состояние человека во время ранений, потому что есть профильное образование. Но больше я чувствовал себя возмущенным и отчаянным. Особенно после случая с Эллой обострилось ощущение, что равнодушие убивает. Понимал, что равнодушным нельзя быть ни в коем случае", - объясняет личную мотивацию Назар.
Когда мама Эллы приехала со Славянска в Киев, врач пригласил ее прийти с ним на Майдан. Она боялась, что дома кто-то узнает об этом. Но наконец она решилась туда пойти.
Врач признается: во многих его активностях на Майдане – медицинского совсем мало:
"Я думал: я же хирург, радикально оперирую, режу, чтобы избавить человека от проблем. Поэтому склонялся к мысли, что так же радикально надо лечить и общество".
"Майдан начался именно в Украине, потому что здесь на тот момент было больше всего проблем"
Многие из участников Революции Достоинства думал, что серьезных изменений протест не принесет, говорит врач. Такие разговоры часто можно было услышать среди людей на площади.
"Я и сам думал: максимум, что получится – это перевыборы президента. Не хотел никакой войны. На Майдане мы не особенно интересовались Россией. Ну Путин и Путин. Мы хотели смены преступной власти у нас, в Украине. Потому что бандитизм – это унижение достоинства людей, когда отжимали все, что человек заработал за жизнь собственным трудом. Осознал, что нация нуждается в "хирургах", ведь таблетки уже не действуют. Мы хотели изменений правил игры. Но Россия из-за Майдана сильно “завелась”. И все равно тогда было такое впечатление, что война и изменение границ – в наше время что-то невозможное, что это давно уже в прошлом. А затем началась прямая российская агрессия в Украине и все стало совсем по-другому", - говорит он.
Если бы не Майдан, то Украина была бы сейчас погружена под абсолютное влияние России, уверен Назар. Он напоминает:
"Уже давно понятно, что Майдан – это не площадь, Майдан – это процесс изменений, эволюции, прогресса для большинства людей. Украинский флаг – это флаг свободы. Майдан - это освобождение от стариканов на местах, которые, словно пауки, расплели себе паутину и получают от этого выгоду. Майдан начался именно в Украине, потому что здесь на тот момент было больше всего проблем. Сейчас много кто говорит: я разочарован в Майдане. Но ведь люди там за всех нас погибли. Неужели даже в маленьком уголке сердца вы этого не чувствуете?".
“Равнодушие к происходящему в стране – это то, что я категорически не могу принять”
Через год после смерти пациентки Назар Озерянский, создав общественную организацию, одним из первых организовал поездку на Восток. Для этого собрал майдановских друзей и вместе с волонтерами поехал на Донбасс.
Понял, что непременно нужно побывать в Славянске, где живет Виктория, мама Эллы. Она предложила сходить на могилу девушки.
Врач вспоминает:
"Прошел ровно год. И я с друзьями на загруженном волонтерской помощью Фольксвагене Т4 еду на Восток. Война, недавно освобожденный Славянск. Теперь вся Украина знала об этом городе. Виктория объясняет нам телефону, куда ехать. На кладбище много свежих могил: и наших, и сепаратистов. Также оказалось, что на кладбище было полно мин: это место находилось между двух блокпостов – украинского и сепаратистского. И тогда я подумал, что мой Майдан был против равнодушия. Равнодушие - признак и незрелости и недоразвитости. Против равнодушия во всех его проявлениях и во всех формах! Мы же люди! Равнодушие к происходящему в стране – это то, что я категорически не могу принять".
Источник: РБК-Украина
Для меня Майдан начался потерей прекрасной девочки-пациентки из прекрасной семьи. Когда я впервые сказал маме, что ее ребенка больше нет. Мне как врачу-хирургу кажется, что Майдан – это радикальное хирургическое лечение общества", - кардиохирург Назар Озерянский. Переживая смерть и страдания семьи своей 14-летней пациентки от осложнений после операции, врач стал одним из самых активных участников Революции Достоинства. Через четыре года после Майдана вместе с журналистами он посетил места гибели Героев Небесной Сотни и вспомнил события, которые изменили ход событий во всей стране. "Стойкость ее поражала. Такая нежная и хрупкая женщина, и одновременно сильная, а глаза - цвета неба!" "Осенью 2013-го ко мне обратилась мама 14-летней девочки Эллы, которой нужна была операция из-за порока на сердце. Откуда приехала семья – я сразу не запомнил. В семье было и двое других детей, у младшего сына тоже был врожденный порок сердца. У Эллы была тяжелая форма атрезии легочной артерии – отсутствует легочная артерия, которая выходит из правого желудочка и ведет кровь в легкие", - вспоминает врач. Фото: Зимой ехал в метро с Нивок на Левый берег. Слышу - следующая станция Крещатик. Думаю, может выйти, глянуть. Говорят - Майдан" - Назар Озерянский (РБК-Украина, Виталий Носач) Такой дефект обычно требует хирургического лечения в несколько этапов, объясняет он. Как правило, первая удачная операция, и позже следующая решающая, а потом – хороший ход адаптации организма дают нормальную жизнь на много лет. Возможно, до глубокой старости. Первую операцию Элле сделали в другом медучреждении, а от второго этапа почему-то отказались, хотя операцию по всем показателям должны были бы сделать еще тогда, в детстве. Как оказалось, это стало большой ошибкой. Когда Элле было 14 лет, в ее сердце и легких начались такие изменения, при которых операцию было делать уже очень опасно для жизни. Если не оперировать, Элле бы осталось жить еще 2-3 года. "Постепенно уровень кислорода в крови падает, и человек как бы медленно тонет, задыхается. Поэтому мы провели множество расчетов, обследований и исследований, поговорили с мамой, папой и самой Эллой. Все единодушно пошли на риск. На высокий риск, через 2-3 года медленного затухания, но все-таки жизни", - говорит Назар Озерянский. К тому времени прошло уже три недели пребывания Эллы в клинике. И семья успела хорошо раззнакомиться с врачом. "2014-й. Война. Теперь мы уже точно помнили название города, из которого приехала эта семья. Это был Славянск. Виктория, мама девочки - очень светлый человек, очень добрая, как солнце! Родилась на Ивано-Франковщине. Вышла замуж за мужчину, который бросил ее одну с тремя детьми. Виктория работала продавцом в двух аптеках Славянска. Красивая блондинка, а голос - как у синчки. Это женщина с лучами солнца в глазах, с улыбкой радости. Но в уголках глаз и ее губ, едва заметных морщинах я ясно видел грусть вплоть до страха и страх вплоть до грусти. Стойкость ее поражала. Такая нежная и хрупкая женщина, и в то же время такая сильная!" – вспоминает хирург. В день, когда была назначена операция для Эллы, между врачом и девушкой состоялся диалог, который Назар запомнит навсегда. Каталку с Эллой вывозят из палаты. - Назар Андреевич! - Что, Элла? - Я не умру? "Улыбаюсь. Думаю: улыбка должна быть уверенной, но естественной. Как я могу знать! У меня есть только надежда", - вспоминает врач. - Нет, Элла, ты не умрешь. Не бойся, я за тебя буду бороться. Элла спокойно улыбнулась. Фото: Во мне просто нет столько спокойствия, чтобы ждать, пока кто-то будет ранен. Поэтому в перерывах я был среди протестующих с "коктейлями молотова" - Назар Озерянский (предоставлено автором) Девушка перенесла операцию, но сердце не имело достаточно силы, чтобы прокачать кровь через сосуды легких, которые сильно повредились до ее 14 лет, потому что операцию не сделали вовремя несколько лет назад. При том, что на то время такие операции уже умели выполнять. Врач уговорил коллег подключить девушку к дорогостоящей системе, которая поддерживает и частично заменяет сердце и легкие на время адаптации собственных органов к новым условиям, и чтобы дать ее сердцу передышку. Но со временем у Эллы одно за другим начинались осложнения со стороны других систем организма. Потом, благодаря директору заведения, уговорил подключить еще одну систему, поскольку эти аппараты стоят очень дорого, и врачи вынуждены выбирать для них преимущественно перспективных пациентов с хорошим прогнозом на выздоровление. "Шел октябрь, потом - начало ноября. И я боролся. Боролся за нее, хотя все вокруг убеждали, что стоит остановиться, смысла уже нет. Я так никогда не боролся! Для мамы и сестры Эллы я заставлял себя делать нормальное, уверенное выражение лица. А у самого меня было сильное отчаяние, ощущение беспомощности и неотвратимости всего, что происходило. А что при этом чувствовала мама? Эта мысль меня разрывала изнутри на куски", - вспоминает врач. "Я почувствовал, что это он. Майдан у меня дома" 17 ноября 2013 года Элла умерла. Назар Озерянский впервые в своей медицинской практике говорил маме, что ее ребенка нет. Она не верила в это, и пришлось концентрировать все эмоциональные силы, убеждая маму в том, что это действительно так. Четыре дня спустя, 21 ноября, войдет в историю как день, когда правительством Николая Азарова было сорвано подписание соглашения о Евроинтеграции, после чего на Майдане начали собираться первые митингующие. "Впоследствии, 30 ноября, произошел разгон студентов на Майдане, - говорит Назар. - Я тогда новостей не особо читал. Ездил на своей "восьмерке" и слушал очень грустную песню со страницы “вконтакте” мамы Эллы, от слез становилось легче. Зимой ехал в метро с Нивок на Левый берег. Слышу - следующая станция Крещатик. Думаю, может выйти, глянуть. Говорят - Майдан. На Оранжевом Майдане 2004 года мы с другом были с первых минут (моя палатка была №27). Затем были членами комиссии от Ющенко на выборах в Донецке. С тех пор видели кучу гадости в стране”. По словам Назара, на тот момент он давно потерял надежду на лучшее будущее для страны и не верил в революцию. У него уже была жена и дети, он собирался и готовился уехать из Украины. Фото: "Вдруг в спину будто кто-то изо всей силы ударил кулаком. Оказалось, это была резиновая пуля. Потом выстрелили еще раз" - Назар Озерянский (РБК-Украина, Виталий Носач) "Я пошел через длинный переход с Крещатика на Майдан Независимости. По дороге встретил много людей с патриотической символикой на одежде. Вышел на Майдан из перехода, оглянулся. Стал на парапет возле фонтана, окинул взглядом всю площадь. В тот момент во мне будто что-то проснулось. Я почувствовал, что это он. Это Майдан. Это он, и он там, где я прожил полжизни (на переулке Шевченко, 7) и проучился в гимназии на Прорезной, 14. Это Майдан, который я знаю, как свою ладонь. Это Он, Майдан у меня дома". "На перекрестке Шелковичной и Институтской первый камень бросил я. Потом увидел, что за мной начали бросать и другие люди" На Майдане Озерянский часто предоставлял протестующим первую помощь при травмах. Всегда брал с собой пару бинтов, кое-что из дезинфицирующих средств. Ранения на Майдане во время активной фазы протестов происходили практически все время, говорит врач. "И на самом деле помощь в таких ситуациях – это быстро доставить человека к месту, где есть пара медсестер, санитаров. Ведь там, посреди баррикад, никто же не будет оперировать. Во мне просто нет столько спокойствия, чтобы ждать, пока кто-то будет ранен. Поэтому в перерывах я был среди протестующих с "коктейлями молотова”. Помню, на перекрестке Шелковичной и Институтской первый камень бросил я. Потом увидел, что за мной начали бросать и другие люди", - вспоминает он. На первом этаже одного из зданий на Институтской медики обустроили госпиталь, куда свозили пострадавших. "Было много людей с разбитыми головами. Часто мужчины говорили: "все нормально, не надо меня бинтовать". Травмы, полученные от "беркутовцев", подстрекали их к протестам еще сильнее". Фото: "Особенно после случая с Эллой обострилось ощущение, что равнодушие убивает. Понимал, что равнодушным нельзя быть ни в коем случае" - Назар Озерянский (РБК-Украина, Виталий Носач) "Я был в двух зимних куртках, рассчитывая на то, чтобы получить меньше повреждений. Вдруг в спину будто кто-то со всей силы ударил кулаком. Оказалось, это была резиновая пуля. Потом выстрелили еще раз. Я понял, что где-то сверху сидит “беркутовец” и нас обстреливает. Потом он переключился на кого-то другого", - рассказывает он. "Людей моей специализации называют кардиохирургами. Но перед тем ты хирург, еще перед тем ты врач, а еще перед тем - человек” Во время активной фазы революции на странице Назара в Facebook ежедневно было более 50 новых запросов в список друзей. Люди хотели узнать, что происходит в центре города: постоянно писали, звонили, спрашивали, нужна ли помощь. Именно благодаря связи в Facebook удалось организовать еще один "тыловой" госпиталь вблизи центрального вокзала. Врач рассказывает: "Меня нашел один бизнесмен. Перезвонил. Сказал, что готов отдать под госпиталь свое офисное помещение недалеко от станции метро Вокзальная. Для госпиталя мы быстро достали все необходимое: инструменты и лекарства находились через Фейсбук практически мгновенно. Туда начали увозить людей с более легкими ранениями". "Людей моей специализации называют кардиохирургами. Но перед тем ты хирург, еще перед тем ты врач, а еще перед тем - человек. Поэтому на Майдане я был скорее не доктором, а таким, как все остальные. Конечно, больше понимал состояние человека во время ранений, потому что есть профильное образование. Но больше я чувствовал себя возмущенным и отчаянным. Особенно после случая с Эллой обострилось ощущение, что равнодушие убивает. Понимал, что равнодушным нельзя быть ни в коем случае", - объясняет личную мотивацию Назар. Фото: Я думал: максимум, что получится – это перевыборы президента. Не хотел никакой войны" - Назар Озерянский (РБК-Украина, Виталий Носач) Когда мама Эллы приехала со Славянска в Киев, врач пригласил ее прийти с ним на Майдан. Она боялась, что дома кто-то узнает об этом. Но наконец она решилась туда пойти. Врач признается: во многих его активностях на Майдане – медицинского совсем мало: "Я думал: я же хирург, радикально оперирую, режу, чтобы избавить человека от проблем. Поэтому склонялся к мысли, что так же радикально надо лечить и общество". "Майдан начался именно в Украине, потому что здесь на тот момент было больше всего проблем" Многие из участников Революции Достоинства думал, что серьезных изменений протест не принесет, говорит врач. Такие разговоры часто можно было услышать среди людей на площади. "Я и сам думал: максимум, что получится – это перевыборы президента. Не хотел никакой войны. На Майдане мы не особенно интересовались Россией. Ну Путин и Путин. Мы хотели смены преступной власти у нас, в Украине. Потому что бандитизм – это унижение достоинства людей, когда отжимали все, что человек заработал за жизнь собственным трудом. Осознал, что нация нуждается в "хирургах", ведь таблетки уже не действуют. Мы хотели изменений правил игры. Но Россия из-за Майдана сильно “завелась”. И все равно тогда было такое впечатление, что война и изменение границ – в наше время что-то невозможное, что это давно уже в прошлом. А затем началась прямая российская агрессия в Украине и все стало совсем по-другому", - говорит он. Если бы не Майдан, то Украина была бы сейчас погружена под абсолютное влияние России, уверен Назар. Он напоминает: "Уже давно понятно, что Майдан – это не площадь, Майдан – это процесс изменений, эволюции, прогресса для большинства людей. Украинский флаг – это флаг свободы. Майдан - это освобождение от стариканов на местах, которые, словно пауки, расплели себе паутину и получают от этого выгоду. Майдан начался именно в Украине, потому что здесь на тот момент было больше всего проблем. Сейчас много кто говорит: я разочарован в Майдане. Но ведь люди там за всех нас погибли. Неужели даже в маленьком уголке сердца вы этого не чувствуете?". “Равнодушие к происходящему в стране – это то, что я категорически не могу принять” Через год после смерти пациентки Назар Озерянский, создав общественную организацию, одним из первых организовал поездку на Восток. Для этого собрал майдановских друзей и вместе с волонтерами поехал на Донбасс. Понял, что непременно нужно побывать в Славянске, где живет Виктория, мама Эллы. Она предложила сходить на могилу девушки. Фото: "На Майдане мы не так сильно интересовались Россией. Мы хотели смены преступной власти у нас, в Украине" (РБК-Украина, Виталий Носач) Врач вспоминает: "Прошел ровно год. И я с друзьями на загруженном волонтерской помощью Фольксвагене Т4 еду на Восток. Война, недавно освобожденный Славянск. Теперь вся Украина знала об этом городе. Виктория объясняет нам телефону, куда ехать. На кладбище много свежих могил: и наших, и сепаратистов. Также оказалось, что на кладбище было полно мин: это место находилось между двух блокпостов – украинского и сепаратистского. И тогда я подумал, что мой Майдан был против равнодушия. Равнодушие - признак и незрелости и недоразвитости. Против равнодушия во всех его проявлениях и во всех формах! Мы же люди! Равнодушие к происходящему в стране – это то, что я категорически не могу принять".
Полный текст читайте здесь:
https://styler.rbc.ua/rus/zhizn/-osoznal-natsiya-nuzhdaetsya-hirurgah-tabletki-1519310995.html
